Нашему поколению выпало увидеть закат тысячелетних традиций в Торопце. "Гуляния в рощАх" (ударением на втором слоге").
Неизвестно, сколь долго они длились в языческие времена. Праздник расцвета природы.Гуляли рядом с нынешней Восстанью. На пригорках росли сосны. К востоку от них болотце и леса до Кудина озера. Обитали лешие, кикиморы, разные колды и кудь. Кривичи задабривали своих божков, идолов. Христиане пытались вытравить дикие обычаи, суеверия, но
вынуждены были смириться, приспособить под свои нормы и правила. В Торопце стали отмечать Троицкое заговенье. Это,
можно сказать, летняя масленица. С четверга после Троицы шумно и бурно гуляли четыре дня, а потом начинался петровский
пост.
Пришел черед советской власти бороться и отступать. Не смогла победить, отменить. Пришлось прилаживаться. Стали гулять
только в Троицкое воскресенье. Официально это теперь называлось праздником окончания сева (если Троица в начале июня),
праздником песни. На древнем месте гуляний теперь находилось братское кладбище. Хоронили граждан, достойных красной
звезды над могилой - местный начальствующий состав... Центр сместился на обширный пригорок над ликеро-водочным заводом.
Через эпохи обычай украшать ветками березки жилища, "парить покойников" проносили как эстафетную палочку...
Городские власти делегировали бригады самодеятельных артистов, усиленные наряды милиции. Работали десятки буфетов от
всех торговых систем. Главными товарами были водка завода и дешевые закуски.
Не гуляли "в рощах" (еще в середине 50-х) лишь парализованные на обе стороны, заключенные и дежуривший караул тюрьмы.
Постоянное движение по улицам Карла Маркса, Октябрьской, Ленинградской, Рощинской... Кто-то возвращался в город, чтобы
через какое-то время вернуться в рощи... Любили местных артистов, были среди них голосистые, претендовавшие на областную,
всероссийскую славу. А городская молва и считала за бесспорное, что наши поют лучше тех, которых слышим по радио. Танцы
и пляски под оркестр и гармони. Места хватало толпиться вокруг артистов и отделиться своим кружком. Война на курганах
оставила окопчики, ямы от блиндажей и бомб - со временем они округлились, затянулись дерном. Малая компания занимала
окопчик, большая - яму. Задушевные беседы, свои гармонисты и певцы, хор...А заканчивалось поздно и пошло. "Наших бьют!" -
крик отзывался в пьяных сердцах. Улица шла на улицу, один конец (городской) на другой... Из кустов, что в низине под "рощами".
выскакивала пьяная в разодранной нижней рубахе и взывала к публике: "Ну! Кто еще хочет?"
Всем городом и окрестными деревнями отмечалось Вознесение на кладбище у церкви, в честь его названной. Колхозники
сьезжались с утра, заставляя подводами несколько улиц, правда, коротких и кривых. Городские валили к кладбищу после
рабочего дня. Густо сидели вокруг могилок, на задерненных бугорках забытых, под кустами сирени, на склонах вокруг кладбища,
у телег. Начинали душевно, с тостов за родителей, с поминовения, воспоминаний об ушедших. А в сумерках начинали выяснять,
кто кого не уважает. А коли еще не все деревенские уехали, можно от телеги вывернуть оглоблю, из ближайшего забора
выдрать доску или штакетину...
Попадая в Торопец в конце 60-х стихийных гуляний не заставал. Скромное и малолюдное мероприятие в честь дня
медицинского работника или советской молодежи. И место сдвинули в молодой сосняк... Торопчане, как и все советские люди,
стали отмечать Троицу с березовыми веточками на кладбищах.
В 1963 году с приятелем зашли на Вознесенское кладбище. У немногих могилок скромные тихие кружки...
ххх ххх ххх
1954-й, начало июня. После ливня с грозой ребята собрались на школьном стадионе. С него хорошо видны озеро, маслосырзавод,
ликеро-водочный на другом берегу, чуть подальше и повыше Восстань, на весь горизонт полоска хвойного леса. И вдруг заметили
огненный узкий диск, услышали слабые звуки пук-пук... Стали всматриваться. Всполохи пламени вместо диска, И звуки усилились.
Через несколько минут настоящая канонада, задрожала земля. Стало ясно - взрывы на складах военной базы. Боеприпасы туда
свозили для утилизации, разборки. В мастерских работали, в основном, женщины, жившие в военном городке и приходившие из
города... Ударные волны одна за другой. Стекла в окнах, обращенных на восток, дребезжали, лопались.
Приятель на велосипеде решил ехать к базе. Меня бабушка загнала в подвал. Школьное здание на берегу звали красным из-за
цвета кирпича первого этажа, второй - деревянный. Во время войны в нем помещался госпиталь. Подвал забетонировали, в
этот каменный ящик во время налетов вражеской авиации заводили раненых...Жившие в школе собрались сюда пережидать нежданную беду, напоминание о недавней войне. Взрывы на базе разной силы, и во время мощных
казалось, что бетонный ящик подпрыгивает словно мячик.
Удавалось отпроситься выйти на улицу. Выходил на Комсомольскую. Толпа текла сплошным потоком. Тащили узелки, толкали
тачки с вещичками, кто-то бежал с одной подушкой. Паника первого дня войны. Слухи. Снаряды долетают до Бердышей, улицы
ближайшей к базе. Всё разбито. Майор обнял жену и дочь и шагнул в огонь. Много убитых и раненых. Там хранится и атомная
бомба - до нее дойдет, всем конец... Приятель доехал до Бердышей. Там уже пусто, люди разбежались, окна разбиты, двери
открыты. И уже кто-то из храбрых мужичков едет туда на телеге с лошадкой - не пропадать добру... Потом говорили о приезде
пожарных поездов из Великих Лук и Осташкова...
Где-то около восьми вечера наступила тишина. С матерью проходил по Советской улице. Тротуары по четной стороне были
засыпаны битым стеклом. Надо заметить: те, кто работал, не поддались панике...
А с утра начали обсуждать, вспоминать. Многие успели убежать до Пятницкого, Скворцова - километров 20... Смеялись -
какие вздорные, нелепые вещи тащили с собой. Бабка на Широко-Северной пасла козу, привязанную веревкой к колышку.
Сама сидела на ведре. Когда началась катавасия, ведром накрыла голову, схватила веревку, потащила козу вверх по улице,
за город. Говорили, что звуки канонады слышались в Холме и Великих Луках. О взрывах в Торопце сообщил "Голос Америки".
Погибли четыре солдата. Народ не верил. А раненых очень много. Мы сходили в больницу. Корпуса на улицах Маркса и
Ленина заполнены. Кровати были расставлены в просторном сквере у корпуса на Ленина. Среди раненых ребята с базы,
учившиеся вместе с нами. Легкораненные, в хорошем настроении... Бегали к военному городку. В насыпи железной дороги
видели болванки снарядов. В лесу к реке и деревне Колдино бригады женщин во главе с офицером искали осколки и
неразорвавшиеся боеприпасы...
Город наводнили маршалы и генералы. Из Москвы и Риги, в которой находился штаб Прибалтийского военного округа.
Ребятишки сбегались поглазеть на важных гостей, на знаменитостей, героев войны, большой группой шествующих по
Советской... Разбирали ЧП...
В великолепный летний день хоронили четверых погибших. Проводить ребят в последний путь вышел весь город. По обеим
сторонам дороги от КПП городка мимо Восстани к братскому кладбищу плотные ряды горожан. Потом они выстраивались
в колонну за оркестром и гробами...
В книгу о Торопце я включил эпизод с ЧП. Хотел узнать фамилии ребят. Пошел на братское кладбище. Нашел травой
заросший бугорок. Скромный обелиск. Четыре фамилии. Парни разных национальностей. Один, по-моему, чечен... Могилу
следовало бы привести в порядок. Они спасли многих. Говорят, огонь не дошел до катюшиных ракет уж они бы, хоть без
руля и ветрил, полетели бы в разные стороны и дальше болванок...
А генералы сделали выводы. Пожар начался из-за плохой молниезащиты. Потрясли начальство. Последовали понижения,
переводы... Из нашего класса уехали Лиля и Володя Аболтины, их отец только за год до этого был из Риги переведен в
Торопец... Но зато через несколько месяцев командовать прибыл полковник из ГДР. В нашем классе появился замечательный
грузин Отари (Олег, Алик) Чхитаури. Старшеклассницы обмирали... но это уже другая история.
ххх ххх ххх
Мой друг Анатолий Левитанский в 1965 году работал в только что открытой школе-интернате. Вел кружки. Хорошая
фотолаборатория. Среди подарков новому интернату была и кинокамера, узкопленочная. Обращаться с ней никто не умел.
Первыми начали два Анатолия. Достали пленку, учились заряжать камеру. Поснимали зимние пейзажи у дороги на Понизовье -
пригорки, сосны. С оборудованием для фото сложновато было проявлять, фиксировать, промывать многометровую ленту.Теперь
проблема - просмотреть снятое. Поддерживал нас заведующий отделом культуры Савельев. Договорились с конторой кинофикации -
только там имелась аппаратура для просмотра 16-миллиметровой пленки. (Любопытный эпизод. Явились мы в тот момент,
когда работники конторы обсуждали выпуск на экраны района фильма "Жили-были старик со старухой". Цензура на уровне
района! Чиновников смущали кадры с детской коляской, в которой везли пустые бутылки. Не компроментирует ли это советскую
жизнь?! Оставить или вырезать?)... А качество нашей сьемки оказалось хорошим... Можно было продолжать работу, искать
пленку (в Торопце ее не продавали - спроса не было), материалы для обработки ее...
Страна готовилась отмечать 20-летие Победы. Впервые после войны велась такая масштабная подготовка. И 9 мая стало
выходным днем. Участники войны оказались в центре внимания печати, радио, телевидения. Популярными стали встречи с
ветеранами (правда, большинству из них еще и 50 не было). Фронтовики, наденьте ордена! Парады участников войны намечались
в городах и селах. Душевность событию придавали песни, подобные "Враги сожгли родную хату". вплетавшиеся в привычные
марши и бодрые песни. Вино с печалью пополам... Как никак 20 миллионов человек потеряли (тогдашняя оценка потерь).
Убили.В 1946 песню на слова М. Исаковского запретили - нам ни к чему пессимизм. В 1960 ее спел Марк Бернес,
а к 1965 году,с благословения маршала Чуйкова, она стала очень популярной, близкой к сердцам миллионов людей. Трагедия -
прости меня, Прасковья, хотел я выпить за здоровье, а пью за упокой... по щеке его катилась слеза несбывшихся надежд, а на груди его светилась медаль за город Будапешт...
Враги сожгли родную хату, убили всю его семью... Настоящая песня о настоящей войне! Пронзительная. И марш "Прощание
славянки"... В школе мы мало знали о военном прошлом своих учителей... Дежурные мероприятия к 23 февраля и 9 мая, серые
доклады... А теперь нахлынули волны воспоминаний, чествований. Наши соседи: учителя, медики, служащие, слесари, каменщики,
футболисты славной команды первого послевоенного десятилетия,- оказались артиллеристами. пехотинцами, разведчиками,
летчиками... И сколько они знали о войне! Сколько мы узнавали о боях от Мурманска до Черного моря, от Волги до Берлина!
В Торопце ветераны готовились к 9 мая несколько дней - маршировали на стадионе...
9 мая выдалось замечательным - теплым, солнечным. С раннего утра тротуары начали заполняться зрителями - мостовая
Советской предназначалась для марша. На площади у "гостиного двора" трибуна. На нее поднялись руководители района,
представители воинских частей. Роты из этих частей участвовали в параде. Один оркестр шел впереди, потом играл на площади,
второй замыкал шествие ветеранов...
Ветеранов тогда было много. Голова колонны втягивалась на площадь, а последние ряды отходили от стадиона на Октябрьской.
Кинокамера была у меня. Выход ветеранов на площадь, проход по ней снимал от трибуны... В маленьком городке каждый о
каждом что-то знал, слышал. Среди ветеранов разные люди, и выбор в мирной жизни сделать посложнее... Они в мирной жизни
занимали посты от генсека до секретаря райкома, председателя колхоза. Доброе и злое творилось ими. Готовые помочь товарищу
и завистливые, щедрые и жлобы, здравые и тупые, готовые служить и прислуживать... Но здесь, на параде, чувствовалось
единение, причастность каждого к великому делу, к победе. В обьектив и без него видел волнение. Мужики подходили к трибуне
словно к Мавзолею. Кто-то затаил дыхание, комок в горле, напряженно держали руки по шву, тянули носки - мы на параде!
равнение на трибуну! На груди ордена и медали за все защищенные и взятые города, за мужество и отвагу, за умело проведенные
малые и большие операции, за отдельные подвиги... Поразил прокурор - оба борта его пиджака были прикрыты орденами и
медалями. Все награды были боевыми. Это потом с каждым годом множились юбилейные знаки и медали...
Пройдя мимо трибуны, ветераны растворялись в толпе. Теперь я снимал от моста. Люди заполняли все площади, улицы и переулки на подходе к ним. Ветеранов окружали родные, знакомые.
Обнимались. Картина напоминала кадры из кинохроники 1945 года. Словно впервые праздновали Победу... В толпе
делились на компании, чтобы разойтись по домам, столовым, за город - отмечать победу в своем кругу. Зайти на братское
кладбище... В Торопце во время войны работало несколько госпиталей. Не все возвращались в строй. Упокоение на кладбище
нашли более двух тысяч солдат и офицеров... Я оказался в компании учителей нашей школы...
Пленки я завернул в плотную черную бумагу, положил в черные пакеты... Увы... Левитанский собирался уезжать в Ленинград.
Его мать хорошо знали в Торопце. Фрида Владимировна - жизнерадостная, общительная женщина, заведующая железнодорожным
магазином. Он снабжался лучше райповских и горторга. Уважаемый человек. Ее мужем стал почетный железнодорожник,
награжденный орденом Ленина. Он имел право получить квартиру в любом городе на Октябрьской железной дороге. Выбрали,
естественно, Ленинград. Затухла и другая идея Левитанского - создать джаз-оркестр. Привлекал он Мишу Виноградова, трудился
с ветераном оркестра Дома культуры - трубачом Разумовским: их отношения напоминали историю с саксофонистом в фильме
"Мы из джаза" - не доходило, что такое импровизация. В интернате музыку вела Галя Торопцева - она играла на нескольких
инструментах...
У меня работа. На несколько дней под моим руководством торопецкие комсомольцы уезжали на семинар в Осташков. В первый
день повздорил с секретарями обкома. Вроде все уладилось, перед разьездом они пригласили меня к своему костру... А утром
в понедельник, как только явился в райком, Агапов сообщил: звонили из обкома, велели тебя уволить.. Договорились: по собственному
желанию... Хранил пленку и в Торопце, и в Мареве. Перед поездками в Москву или Ленинград планировал забрать пленки,
отдать в лабораторию. И в самый нужный, последний момент забывал... Пропали. Моя вина - ценный материал исчез.